Я покачала головой.

– Нет, конечно, нет. Во всяком случае, видишь ли… Мерилин… Она…

– Не очень себя чувствует, ты сказал.

– Да. У нее был рак щитовидной железы. О, это прекрасно лечится. Она очень хорошо справляется. Но бедняжка многое вынесла, и после всего, что она сделала для меня, это самое малое, что я могу сделать в ответ, правда? – Он улыбнулся мне.

– Да. Это… – Я не знала, что ответить. – Надеюсь, она поправится окончательно.

– Спасибо, Нина. Спасибо.

– Итак… – Я пыталась понять его намерения, понять, зачем он приехал. – Тогда ты сказал, что вернулся еще и потому, что надо что-то сделать с прахом твоей матери. Это так?

– Хочу убить двух зайцев, так сказать. Но, Нина, послушай, я… Еще я хотел тебя увидеть! Ты должна это понимать! – воскликнул он. – Честно говоря, моя дорогая, уходить было очень тяжело.

– Верю, что так и было, – сухо сказала я.

– Да. Ну, я полагаю, твоя мать за все эти годы рисовала меня не в самом радужном цвете.

При этих словах я вспыхнула.

– Это несправедливо. Мама рассказывала мне, что ты герой. Она говорила о тебе все время. Рассказывала мне истории, показывала фотографии. Я так гордилась тобой, когда росла. Она сделала все возможное, чтобы я тебя знала, знала, как мы все были счастливы… Вы двое были счастливы… До твоей смерти. Смерти… – Я покачала головой. – Ха.

Он потер глаза, как будто пытаясь оградить себя от света, льющегося из окна.

– Извини меня. Я думал иначе. Никогда не делай предположений без доказательств. Видишь ли, это было не совсем так, насколько я помню, но, я полагаю, мое мнение ничего не стоит, верно? Я же сбежал. – Он улыбнулся. – Знаешь ли ты, как приятно произносить эту фразу? В Штатах могут подумать, что ты собираешься кого-то изнасиловать.

– Правда?

– Послушай, Нина. У тебя нет причин верить мне или даже слушать меня. Это чертовски порядочно с твоей стороны. Я знаю, твоя мать не хочет, чтобы ты виделась со мной. Я просто хотел встретиться с тобой и поговорить как следует. Объясниться. Рассказать немного больше о своей семье. Я не знаю, что ты о ней знаешь. О моей матери, о Кипсейке. – Он прокашлялся. – Слушай, давай я скажу прямо. Ты ведь там не была? Я имею в виду, в Кипсейке?

– Конечно нет. Я и не знала об этом, пока ты вчера не пришел. – Но я не удержалась и спросила: – Он… он ведь прекрасный, да?

– Ах… – Он закрыл глаза, и на его лице появилась странная улыбка. – Он необыкновенный, Нина. Волшебный. Как временнáя лакуна. Когда ты там, трудно поверить, что есть города и… И самолеты… И вообще весь современный мир. – Он замолчал. – Поверь, там странно быть. Мой дом в Колумбусе был построен в 2008 году. Никаких призраков, никаких картин, которые смотрят на тебя, и лично мне это нравится больше. – Он взглянул на настенные часы. – Во всяком случае, для бизнеса. Во-первых – не могла бы ты отдать эти документы своей матери? – Он вручил мне пачку бумаг со стола.

– О… – Я взяла их, взвешивая в руке. – Да, конечно.

– Объясни ей, что ей нужно позвонить Чарльзу Ламберту в «Мурблс и Рутледж» и назначить встречу. Она может подать на развод, если захочет: мы живем раздельно уже более пяти лет, и они говорят, что это будет просто, если никто из нас не оспорит решение. Я думаю, она хочет, чтобы все поскорее устроилось, как и я. Этот парень, – добавил он почти мимоходом, – Малькольм? Он ее новый мужчина?

– Нет. Они вместе уже несколько лет, – сказала я. Я не хотела больше рассказывать ему о Малке, не знаю почему.

Его лицо прояснилось.

– Замечательно. Значит, она тоже хочет покончить с этим поскорее. Скажи ей, чтобы она позвонила «Мурблс и Рутледж».

– «Мурблс и Рутледж», – медленно повторила я. – Мне кажется, я слышала о них.

– Ну, это довольно большая фирма в Сити. Раньше они были в Труро, затем открыли филиал в Лондоне. В течение многих десятилетий были нашими семейными адвокатами.

– Хорошо. – Я взяла толстый конверт, который он мне дал, и осторожно положила к себе в сумку. – Я ей передам.

– Скажи ей, что было бы здорово, если… – начал он, но остановился. – Отлично.

– Послушай, не переживай, – сказала я черствым голосом. – Я почти уверена, что она больше не хочет быть за тобой замужем, если это можно назвать замужеством.

Он вздрогнул.

– Вполне справедливо.

Чайник закипел, и он встал.

В тишине между нами я начала ощущать, как тяжесть всего этого давила мне на грудь, сжимая горло. Отец возился с чайными пакетиками, пытаясь засунуть один в чашку, нитка путалась у него между пальцев. Вид совершенно обычных вещей, маленьких деталей жизни, поражал и ужасал меня. Он пьет чай или предпочитает кофе? Любит триллеры или беллетристику? Смотрит ли он «Вайр» или ему больше нравится «Мэд мен»? Он был таким шикарным: его голос был красивый, благородный. Он всегда так говорил? Хранил ли он до сих пор половину альбома «Вашти Баньян»? Похожи ли наши пальцы на ногах? У мамы длинные, стройные ноги, и она всегда говорила мне, что мои скрюченные, уродливые пальцы прекрасны. И она повторяла, что они были такими не потому, что на протяжении большей части детства я носила обувь не по размеру, а потому, что точно такие же пальцы были у моего отца. Когда мне было около четырех лет, это меня ужасно смущало: я не хотела ноги мертвеца.

– Можно тебя кое о чем спросить?

– Да, конечно, – быстро ответил он. – О чем угодно.

– Что ты делал все это время? – спросила я. – Двадцать пять лет. Где ты был?

– Ох… – Он вручил мне чашку чая, но я отодвинула ее, не решаясь заговорить. – Я даже не знаю, как начать… гм… Ну, извиниться. Ничего не выходит. Послушай. Я… Я должен был уйти. Сейчас я буду честен и скажу, что был бы ужасным отцом, я в этом уверен. – Он пристально посмотрел на пол. – Полагаю, ты даже не знаешь, чем я сейчас занимаюсь.

Я покачала головой.

– Я профессор энтомологии в штате Огайо. И я приглашенный профессор в штате Айова. Я публикую статьи под именем Джорджа Клауснера – ты, возможно, не нашла бы меня, если бы погуглила, понимаешь.

– Я никогда не гуглила тебя, – сказала я шепотом. – Я… Я же думала, что ты погиб.

– Конечно. – Он поднял глаза и почти сердито потер лоб. – О боже. Позволь мне попытаться объяснить, что произошло в экспедиции. На самом деле это было ужасно. У Джорджа Вильсона случился сердечный приступ в крошечном самолете, который мы вывезли в джунгли. Бедный старый Джордж. Было очень жарко. Была гроза – ты знаешь, на что похожи эти маленькие самолеты, сделанные из липкой штукатурки. Музей уже получил ошибочную информацию, когда мы восстановили связь с Англией. Они подумали, что Питер – это парень, возглавлявший экспедицию, – сказал, что погиб Джордж Парр. Может быть, он так и сказал, в тот момент все растерялись.